Жан Ануй - Томас Бекет [=Бекет, или Честь Божья]

Король (немного удивлен). И твоя честь тоже примирилась с сотрудничеством?

Бекет (беспечно). Я имел право обнажить шпагу против самого знатного нормандского дворянина, если бы он посмел прикоснуться к моей сестре, и убить его на поединке. Это, конечно, деталь, но деталь весьма для меня ценная.

Король (неискренне). Но ведь ты мог задушить его и скрыться по примеру многих саксонцев в лесах.

Бекет. Там не слишком уютно, да и мало толку. Мою сестру, как и любую саксонскую девушку, тут же изнасиловал бы какой-нибудь другой нормандский барон. А сейчас она пользуется уважением.

Король (задумчиво). Не понимаю, неужели ты нас не ненавидишь? Вот я, скажем, не такой уж я храбрый…

Бекет. Откуда вы знаете это, государь? До самого дня своей смерти никто не может точно знать, храбр он или нет…

Король (продолжает) . Но тебе известно, я не люблю драк… во всяком случае, не люблю сам принимать в них участие. Но если бы, к примеру, французы в один прекрасный день вторглись в Нормандию и натворили там хоть сотую долю того, что натворили здесь мы, я уверен, что при виде любого француза я выхватывал бы кинжал и… (Внезапно кричит, увидев жест Бекета.) Что ты ищешь?

Бекет (улыбаясь, вынимает из кармана камзола гребешок). Гребешок… (Начинает причесывать короля; ласково.) Все дело в том, сир, что вы не находились сто лет под властью оккупантов. Это большой срок… За такой срок многое забывается…

Король (неожиданно довольно тонко). Будь ты бедняком, ты, наверно, не забыл бы.

Бекет (беспечно и загадочно). Возможно, не забыл бы. Но ведь я богат. И легкомыслен… Я говорил вам, сир, что получил из Флоренции новую посуду, золотую? Надеюсь, государь окажет мне честь и обновит ее у меня?

Король. Золотая посуда? Да ты с ума сошел!

Бекет. Я хочу ввести ее в моду.

Король. Я — твой король — ем на серебре!

Бекет. Государь, вы тратите деньги на серьезные дела, а я — только на свои удовольствия… Досадно, что ее могут поцарапать. Впрочем, поживем — увидим… Мне прислали еще две вилки…

Король (удивлен). Вилки?

Бекет. Да. Это какой то новый дьявольский инструмент — по форме и по употреблению. На вилку накалывают мясо и кладут его в рот. И пальцы остаются чистыми.

Король. Зато пачкаются вилки!

Бекет. Да. Но их можно вымыть.

Король. И пальцы тоже. Не вижу смысла.

Бекет. Конечно! Практического смысла нет. Но зато это изысканно, изящно. Совсем не по-нормандски.

Король (вдруг с восторгом). Послушай, закажи-ка и мне дюжину! Воображаю, какие рожи скорчат эти дураки-бароны, когда я велю подать вилки на первом же обеде! Только не смей говорить им, для чего нужны вилки. Вот посмеемся!

Бекет (хохочет). Дюжину? Однако!.. Ведь вилки стоят очень дорого!.. Пора идти на Совет, государь.

Король (смеясь). Они ничего не поймут! Они, болваны, решат, что ими дерутся. Мы повеселимся на славу!

Уходят, смеясь. Занавес перед ними раздвигается, и видны те же колонны, — это зал Совета, куда они и входят, все еще смеясь.

Король (подходит к трону). Мессиры, открываем заседание Совета. Я собрал вас сегодня, чтобы покончить раз навсегда с отказом духовенства платить налог за неявившихся рекрутов. Надо наконец договориться, кто же управляет королевством: церковь…

Архиепископ делает протестующий жест.

…одну минуту, архиепископ!.. или я? Но перед тем, как перейти к дебатам, хочу начать с хороших новостей. Я решил восстановить должность канцлера Англии, хранителя печати с тремя львами, и доверить этот пост моему верному вассалу и подданному Томасу Бекету.

Бекет (пораженный, побледнев, поднимается). Государь!

Король (насмешливо). Что с тобой, Бекет? В штаны напустил? Впрочем, что удивительного, ведь мы столько выпили сегодня ночью. (Смотрит на него, в восторге.) Как я рад, что мне хоть раз в жизни удалось тебя удивить, милый мой саксонец!

Бекет (преклоняет колено, с неожиданной серьезностью). Мой государь, вы оказываете мне чересчур большое доверие. Боюсь, что я недостоин его… я еще так молод… возможно, легкомыслен…

Король. Я тоже молод, и ты это знаешь лучше нас всех! (Присутствующим.) Вы ведь слышали, он ученый! Просто невероятно, сколько он всего знает! Он всех вас заткнет за пояс! Даже вас, архиепископ! Что же касается его легкомыслия… не следует обманываться на этот счет! Он пьет мертвую, любит покутить, но этот малый все время думает. Порой даже как-то не по себе, неприятно, когда все время думают рядом с тобой… Встань, Томас. Я ничего не делал без твоего совета, раньше это держалось в тайне, а теперь станет известно всем, вот и все! (Разражается смехом, вынимает какой-то предмет из кармана и передает Бекету.) Держи, это печать. Смотри не потеряй. Без печати — нет Англии, и придется нам всем вернуться в Нормандию! А теперь — за работу, мессиры!

Архиепископ (встает, расплывшись в улыбке, он уже оправился от изумления). Да будет мне разрешено, с дозволения государя, приветствовать моего молодого собрата и ученого архидиакона. Ибо я первый его заметил, я его воспитал и не скрываю, что горжусь этим. И вот мой, так сказать, духовный сын присутствует ныне на Совете, как равный, в качестве носителя высокого звания канцлера Англии, а для нашей церкви это залог того, что открывается перед нами новая эра согласия и взаимного понимания, и мы должны сотрудничать в духе доверия и…

Король (прерывает). И так далее… и тому подобное… Спасибо, архиепископ. Я был уверен, что это назначение доставит вам удовольствие. Не слишком-то рассчитывайте на Бекета для своих интриг. Это — мой человек! (Поворачивается к Бекету, восхищенно.) В самом деле, мой маленький саксонец, я совсем забыл, что ты архидиакон!..

Бекет (улыбаясь). Я тоже, государь.

Король. Скажи мне, я не говорю о девках, это не смертный грех, но, насколько я могу судить, для священника ты слишком ловко орудуешь шпагой, я сам не раз видел. Как ты согласуешь это с заповедями? Ведь церковь запрещает своим служителям проливать кровь?

Епископ Оксфордский (осторожно). Наш молодой друг — всего только архидиакон и еще не успел принести обета, ваше величество. Церковь в неизреченной мудрости своей знает, что молодости надо перебеситься и что в случае войны — я говорю о священной войне — молодым людям дозволено…

Король (прерывая) . Все войны священны, епископ! Держу пари, вы не найдете ни одной воюющей страны, которая не считала бы, что бог на ее стороне, — теоретически, конечно. Но, как гласит французская поговорка, вернемся к нашим баранам.

Архиепископ. Pastor curare gregem debet, сын мой!

Король (нетерпеливо) . Именно это я имел в виду. Только я не слишком люблю баранов, которые не дают себя стричь, отец мой! По нашим обычаям, каждый владеющий землей и могущий на свои доходы содержать одного вооруженного солдата, в случае если таковой не явится по призыву в полном вооружении и со щитом, обязан внести налог в серебряной монете.

Епископ Оксфордский. Distinguo, ваше величество.

Король. Ну и различайте. А я уже принял решение: раскрыл свой кошель и жду. (Откидывается на спинку трона и начинает ковырять в зубах; потом Бекету.) Умираю с голоду, Томас! А ты? Скажи, чтобы нам подали поесть!

Бекет делает знак стражнику, и тот уходит.

Архиепископ (после паузы поднимается) . Мирянин обязан защищать с оружием в руках своего короля; если он уклонится от своего долга, он, конечно, подлежит обложению налогом. Этого никто не оспаривает.

Король (насмешливо) . Особенно духовенство!

Архиепископ. А духовные лица обязаны быть поддержкой королю в его молениях, в благотворительных делах, в деле просвещения. Если бы они отказались от этого прямого своего долга, то, разумеется, они также должны были бы платить налог.

Епископ Оксфордский. А разве мы когда-нибудь отказывались возносить моления?

Король (вскакивает в бешенстве). Мессиры! Неужели вы и в самом деле думаете, что при помощи подобной казуистики вам удастся надуть меня и лишить более чем двух третей государственного дохода? В эпоху завоеваний, когда речь шла о наживе, наши нормандские аббаты живо подобрали свои сутаны, клянусь вам! Ни свет, ни заря — задница в седле, шпага в кулаке! «Вперед, государь, изгоним их отсюда! Такова воля божья! С нами бог!» Приходилось их даже сдерживать! А вот когда требовалось отслужить мессу, на это у них времени не хватало, — то священные одежды затерялись, то церковь не убрана, — словом, любой предлог хорош, лишь бы другой не ухватил тем временем кусок пирога!